"Never trust a computer that you can't throw out a window." - Steve Wozniak
Николай Неврёв. "Торг. Сцена из крепостного быта". 1866 г. Один помещик продает другому крепостную девку. Вальяжно показывает покупателю пять пальцев — пять сотен рублей. 500 рублей - средняя цена русского крепостного в первой половине 19 в. Продавец девки - европейски образованный дворянин. Картины на стенах, книги. Девка покорно ждет своей участи, другие рабы столпились в дверях и смотрят, чем кончится торг. Тоска.
читать дальшеВасилий Перов. "Сельский крестный ход на Пасхе". 1861 г. Русская деревня 19 в. Православная Пасха. Все пьяны в хлам, включая попа. Чувак в центре несет икону вверх ногами и вот-вот упадет. Некоторые уже упали. Весело! Суть картины - приверженность русского народа к Православию преувеличена. Приверженность к алкоголю явно сильнее. Перов был признанный мастер жанровой живописи и портрета. Но эта его картина в царской России была запрещена к показу и воспроизведению. Цензура!
Григорий Мясоедов. "Земство обедает". 1872 г. Времена Александра II. Крепостное право отменено. Введено местное самоуправление — земства. Крестьян туда тоже выбирали. Но между ними и более высокими сословиями — пропасть. Поэтому — обеденный апартеид. Господа — в доме, с официантами, крестьяне — под дверью.
Федор Васильев. "Деревня". 1869 г. 1869 год. Пейзаж красив, а деревня, если присмотреться, нищая. Убогие дома, дырявые крыши, дорога утопает в грязи.
Ян Хендрик Верхайен. "Голландская деревня с фигурами людей". 1-я пол. 19 века. Ну это так, для сравнения
*Ну, это от того, что в Голландии наших передвижников не было
Алексей Корзухин. "Возвращение из города". 1870 г. Обстановка в доме бедная, по обшарпанному полу ползает ребенок, дочке постарше папа привез из города скромный гостинец — связку баранок. Правда, в семье много детей — только на картине их трое плюс возможно еще один в самодельной люльке.
Сергей Коровин. "На миру". 1893 г. Это уже деревня конца 19 в. Крепостных больше нет, но появилось расслоение — кулаки. На сельском сходе — какой-то спор между бедняком и кулаком. Для бедняка тема, видимо, жизненно важная, он чуть ли не рыдает. Богатый кулак ржет над ним. Другие кулаки на заднем плане тоже хихикают над неудачником-нищебродом. Но товарищ справа от бедняка проникся его словами. Два готовых члена комбеда уже есть, осталось дождаться 1917.
Василий Максимов. "Аукцион за недоимки". 1881-82 гг. Налоговая лютует. Царские чиновники пускают с молотка самовары, чугунки и прочие крестьянские пожитки. Самыми тяжелыми налогами на крестьян были выкупные платежи. Александр II "Освободитель" на самом деле освободил крестьян за деньги — они потом много лет обязаны были платить родному государству за наделы земли, которые им дали вместе с волей. Вообще-то эта земля была у крестьян и раньше, они пользовались ею много поколений , пока были крепостными. Но когда стали свободными — их заставили за эту землю заплатить. Плата должна была вноситься в рассрочку, аж до 1932 года. В 1907 г. на фоне революции власти отменили эти поборы.
Владимир Маковский. "На бульваре". 1886-1887 г. В конце 19 в. в Россию пришла индустриализация. Молодежь едет в город. Там у неё едет крыша. Прежняя жизнь им больше не интересна. А этому молодому работяге — не интересна даже и его жена-крестьянка, приехавшая к нему из деревни. Она не продвинутая. Девушка в ужасе. Пролетарию с гармошкой — все по фиг.
Владимир Маковский. "Свидание". 1883 г. В деревне нищета. Пацана отдали "в люди". Т.е. послали в город работать на хозяина, который эксплуатирует детский труд. Мать приехала навестить сына. Тому явно живется несладко, мать все видит. Пацан жадно ест привезенную булку.
И еще Владимир Маковский. "Крах банка". 1881 г. Толпа обманутых вкладчиков в офисе банка. Все в шоке. Жулик-банкир (справа) по-тихому сваливает с баблом. Полицейский смотрит в другую сторону, типа не видит его.
Павел Федотов. "Свежий кавалер". 1846 г. Молодой чиновник получил первый орден. Обмывали всю ночь. Наутро , одев крест прямо на халат, демонстрирует его кухарке. Безумный взгляд полный спеси. Кухарка, олицетворяющая народ, смотрит на него с иронией. Федотов был мастер таких психологических картин. Смысл этой: мигалки не на машинах, а в головах.
Еще Павел Федотов. "Завтрак аристократа". 1849-1850. Утро, обедневшего дворянина застали врасплох неожиданные гости. Свой завтрак (кусок черного хлеба) он спешно прикрывает французским романом. Дворяне (3% населения) были привилегированным сословием в старой России. Владели огромным количеством земли по стране, но хороший фермер из них получался редко. Не барское дело. Как результат — бедность, долги, все заложено и перезаложено в банках. У Чехова в "Вишневом саде" имение помещицы Раневской продают за долги. Покупатели (богатые купцы) дербанят поместье, а одному очень нужен барский вишневый сад (чтоб перепродать под дачи). Причина проблем семейства Раневских — безделье в нескольких поколениях. Никто не занимался поместьем, а сама хозяйка последние 5 лет жила за границей и сорила деньгами.
Борис Кустодиев. "Купец". 1918 г. Провинциальное купечество — любимая тема у Кустодиева. Пока дворяне в парижах проматывали имения, эти люди поднимались из низов, делая деньги в огромной стране, где было куда приложить руки и капитал. Примечательно, что картина написана в 1918 году, когда кустодиевских купцов и купчих по всей стране уже вовсю ставили к стенке борцы с буржуями.
Илья Репин. "Крестный ход в Курской губернии". 1880-1883 гг. На крестный ход выходят разные слои общества, и Репин изобразил их всех. Впереди несут фонарь со свечами, за ним — икону, потом идут лучшие люди — чиновники в мундирах, попы в золоте, купцы, дворяне. По бокам — охрана (на лошадях), дальше — простой народ. Народ на обочинах периодически огребает, чтоб не подрезал начальство и не лез на его полосу. Третьякову на картине не понравился урядник (справа, в белом, со всей дури лупит нагайкой кого-то из толпы). Он просил художника убрать этот ментовский беспредел из сюжета. Но Репин отказал. А картину Третьяков все равно купил. За 10 000 рублей, что было просто колоссальной суммой на тот момент.
Илья Репин. "Сходка". 1883 г. А вот эти молодые ребята на другой картине Репина — больше не ходят с толпой на всякие крестные ходы. У них свой путь — террор. Это "Народная Воля", подпольная организация революционеров, которые убили царя Александра II.
Николай Богданов-Бельский. "Устный счет. В народной школе С.А.Рачинского". 1895 г. Сельская школа. Крестьянские дети в лаптях. Но желание учиться — есть. Учитель — в европейском костюме с бабочкой. Это реальный человек — Сергей Рачинский. Математик, профессор Московского Университета. На добровольной основе преподавал в сельской школе в дер. Татево (ныне Тверская обл.), где у него было поместье. Великое дело. Согласно переписи населения 1897 г. уровень грамотности в России был всего 21%.
Ян Матейко. "Закованная Польша". 1863 г. По переписи 1897 г. грамотных в стране было 21%, а великороссов — 44% . Империя! Межнациональные отношения в стране никогда не были гладкими. Картина польского художника Яна Матейко написана в память об анти-русском восстании 1863 г. Русские офицеры со злобными рожами заковывают в кандалы девушку (Польшу), побежденную, но не сломленную. За ней сидит другая девушка (блондинка), которая символизирует Литву. Её грязно лапает другой русский. Поляк справа, сидящий лицом к зрителю - вылитый Дзержинский.
Николай Пимоменко. Жертва фанатизма. 1899 г. На картине избражен реальный случай, который был в г. Кременец (Зап.Украина). Девушка-еврейка полюбила украинца-кузнеца. Молодые решили пожениться с переходом невесты в христианство. Это обеспокоило местную иудейскую общественность. Они повели себя крайне нетолерантно. Родители (справа на картине) отреклись от дочери, а девицу подвергли обструкции. У жертвы на шее виден крест, перед ней раввин с кулаками, за ним — обеспокоенная общественность с дубинами.
Франц Рубо. "Штурм аула Гимры". 1891 г. Кавказская война 19 в. Адский замес дагов и чеченов царской армией. Аул Гимры (родовое село Шамиля) пал 17 октября 1832 г. Кстати, с 2007 г. в ауле Гимры опять действует режим контртеррористической операции. Последняя (на момент написания этого поста) зачистка ОМОНом была 11 апреля 2013 г. Первая — на картине ниже:
Василий Верещагин. "Опиумоеды". 1868 г. Картина написана Верещагиным в Ташкенте во время одного из туркестанских походов русской армии. Средняя Азия тогда была присоединена к России. Какими увидели участники походов предков нынешних гастарбайтеров — об этом Верещагин оставил картины и мемуары. Грязь, нищета, наркота…
Петр Белоусов. "Мы пойдем другим путем!". 1951 г. Ну и наконец главное событие в истории России 19 в. 22 апреля 1870 г. в г. Симбирске родился Володя Ульянов. Старший брат его, народоволец, попробовал себя, было, в сфере индивидуального террора - готовил покушения на царя. Но покушение сорвалось и брата повесили. Вот тогда молодой Володя по легенде сказал матери: "Мы пойдем другим путем!". И пошли.
"Never trust a computer that you can't throw out a window." - Steve Wozniak
Колокольчики и колокола
I
Слышишь, сани мчатся в ряд, Мчатся в ряд! Колокольчики звенят, Серебристым легким звоном слух наш сладостно томят, Этим пеньем и гуденьем о забвенье говорят. О, как звонко, звонко, звонко, Точно звучный смех ребенка, В ясном воздухе ночном Говорят они о том, Что за днями заблужденья Наступает возрожденье, Что волшебно наслажденье - наслажденье нежным сном. Сани мчатся, мчатся в ряд, Колокольчики звенят, Звезды слушают, как сани, убегая, говорят, И, внимая им, горят, И мечтая, и блистая, в небе духами парят; И изменчивым сияньем, Молчаливым обаяньем, Вместе с звоном, вместе с пеньем, о забвенье говорят.
II
читать дальше Слышишь к свадьбе зов святой, Золотой! Сколько нежного блаженства в этой песне молодой! Сквозь спокойный воздух ночи Словно смотрят чьи-то очи И блестят, Из волны певучих звуков на луну они глядят. Из призывных дивных келий, Полны сказочных веселий, Нарастая, упадая, брызги светлыя летят. Вновь потухнут, вновь блестят И роняют светлый взгляд На грядущее, где дремлет безмятежность нежных снов, Возвещаемых согласьем золотых колоколов!
III
Слышишь, воющий набат, Точно стонет медный ад! Эти звуки, в дикой муке, сказку ужасов твердят. Точно молят им помочь, Крик кидают прямо в ночь, Прямо в уши темной ночи Каждый звук, То длиннее, то короче, Выкликает свой испуг, - И испуг их так велик, Так безумен каждый крик, Что разорванные звоны, неспособные звучать, Могут только биться, виться и кричать, кричать. кричать! Только плакать о пощаде И к пылающей громаде Вопли скорби обращать! А меж тем огонь безумный, И глухой и многошумный, Все горит, То из окон, то по крыше, Мчится выше, выше, выше, И как будто говорит: Я хочу Выше мчаться, разгораться, ввстречу лунному лучу, Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу! О, набат, набат, набат, Если б ты вернул назад Этот ужас, это пламя, эту искру, этот взгляд, Этот первый взгляд огня, О котором ты вещаешь, с плачем, с воплем и звеня! А теперь нам нет спасенья, Всюду пламя и кипенье, Всюду страх и возмущенье! Твой призыв, Диких звуков несогласность Возвещает нам опасность, То растет беда глухая, то спадает, как прилив! Слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой, Вновь спадает, вновь рыдает медно-стонущий прибой.
IV
Похоронный слышен звон, Долгий звон! Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон. Звук железный возвещает о печали похорон! И невольно мы дрожим, От забав своих спешим И рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим. Неизменно-монотонный, Этот возглас отдаленный, Похоронный тяжкий звон, Точно стон, Скорбный, гневный И плачевный, Вырастает в долгий гул, Возвещает, что страдалец непробудным сном уснул. В колокольных кельях ржавых Он для правых и неправых Грозно вторит об одном: Что на сердце будет камень, что глаза сомкнутся сном. Факел траурный горит, С колокольни кто-то крикнул, кто-то громко говорит, Кто-то черный там стоит, И хохочет, и гремит, И гудит, гудит, гудит, К колокольне припадает, Гулкий колокол качает, Гулкий колокол рыдает, Стонет в воздухе немом И протяжно возвещает о покое гробом.
Перевод К. Бальмонта
Червь победитель
Смотри! Огни во мраке блещут (О, ночь последних лет!). В театре ангелы трепещут, Глядя из тьмы на свет, Следя в слезах за пантомимой Надежд и вечных бед. Как стон, звучит оркестр незримый: То — музыка планет.
Актеров сонм, — подобье бога, — Бормочет, говорит, Туда, сюда летит с тревогой, — Мир кукольный, спешит. Безликий некто правит ими, Меняет сцены вид, И с кондоровых крыл, незримый, Проклятие струит.
Нелепый фарс! — но невозможно Не помнить мимов тех, Что гонятся за Тенью, с ложной Надеждой на успех, Что, обегая круг напрасный, Идут назад, под смех! В нем ужас царствует, в нем властны Безумие и Грех.
Но что за образ, весь кровавый, Меж мимами ползет? За сцену тянутся суставы, Он движется вперед, Все дальше, — дальше, — пожирая Играющих, и вот Театр рыдает, созерцая В крови ужасный рот.
Но гаснет, гаснет свет упорный! Над трепетной толпой Вниз занавес спадает черный, Как буря роковой. И ангелы, бледны и прямы, Кричат, плащ скинув свой, Что «Человек» — названье драмы, Что «Червь» — ее герой!
Перевод - В. Я. Брюсова
Одиночество
Я с детства был чужим для всех, А для ровесников – вдвойне. И то, что вызывало смех У них, - рождало грусть во мне. Не разделявший общий пыл, Был сам себе я господин И раб. И все, что я любил, Предпочитал любить один. Угрюмый, нервный отрок, я Спешил постичь добра и зла Глубины. Тайна бытия, Меня слепившая, вела На темно-красный склон холма, К ручью, осеннею листвой Засыпанному... Но сама, Как молния над головой Сверкнув и опалив рукав, Исчезла... Я заметил вдруг, Как, облик дьявола приняв, Клубилась туча, а вокруг Нее – небес голубизна... Виденье? Грезы? Отблеск сна?
Перевод И.Евсы
Сон во сне
Пусть останется с тобой Поцелуй прощальный мой! От тебя я ухожу, И тебе теперь скажу: Не ошиблась ты в одном, - Жизнь моя была лишь сном. Но мечта, что сном жила, Днем ли, ночью ли ушла, Как виденье ли, как свет, Чтó мне в том, - ее уж нет. Все, что зрится, мнится мне, Все есть только сон во сне.
Я стою на берегу, Бурю взором стерегу. И держу в руках своих Горсть песчинок золотых. Как они ласкают взгляд! Как их мало! Как скользят Все - меж пальцев - вниз, к волне, К глубине - на горе мне! Как их бег мне задержать, Как сильнее руки сжать? Сохранится ль хоть одна, Или все возьмет волна? Или то, что зримо мне, Все есть только сон во сне?
В Июне, в полночь, в мгле сквозной, Я был под странною луной. Пар усыпительный, росистый, Дышал от чаши золотистой, За каплей капля, шел в простор, На высоту спокойных гор, Скользил, как музыка без слова, В глубины дола мирового. Спит на могиле розмарин, Спит лилия речных глубин; Ночной туман прильнул к руине! И глянь! там озеро в ложбине, Как бы сознательно дремля, Заснуло, спит. Вся спит земля. Спит Красота! - С дремотой слита (Ее окно в простор открыто) Ирэна, с нею Судеб свита.
О, неги дочь! тут как помочь? Зачем окно открыто в ночь? Здесь ветерки, с вершин древесных, О чарах шепчут неизвестных - Волшебный строй, бесплотный рой, Скользит по комнате ночной, Волнуя занавес красиво - И страшно так - и прихотливо - Над сжатой бахромой ресниц, Что над душой склонились ниц, А на стенах, как ряд видений, Трепещут занавеса тени.
Тебя тревоги не гнетут? О чем и как ты грезишь тут? Побыв за дальними морями, Ты здесь, среди дерев, с цветами. Ты странной бледности полна. Наряд твой странен. Ты одна. Странней всего, превыше грез, Длина твоих густых волос. И все объято тишиною Под той торжественной луною.
Спит красота! На долгий срок Пусть будет сон ее глубок! Молю я Бога, что над нами, Да с нераскрытыми очами, Она здесь вековечно спит, Меж тем как рой теней скользит, И духи в саванах из дыма Идут, дрожа, проходят мимо.
Любовь моя, ты спишь. Усни На долги дни, на вечны дни! Пусть мягко червь мелькнет в тени! В лесу, в той чаще темноокой, Пусть свод откроется высокий, Он много раз здесь был открыт, Принять родных ее меж плит - Да дремлет там в глуши пустынной, Да примет склеп ее старинный, Чью столь узорчатую дверь Не подтревожить уж теперь - Куда не раз, рукой ребенка, Бросала камни - камень звонко, Сбегая вниз, металл будил, И долгий отклик находил, Как будто там, в смертельной дали, Скорбя, усопшие рыдали.
И будет дух твой одинок. Под серым камнем сон глубок, - И никого - из всех из нас, Кто б разгадал твой тайный час!
Пусть дух молчание хранит: Ты одинок, но не забыт, Те Духи Смерти, что с тобой Витали в жизни, - и теперь Витают в смерти. Смутный строй Тебя хранит; их власти верь! Ночь - хоть светла - нахмурит взор, Не побледнеет звезд собор На тронах Неба, но мерцаньем Вновь звать не будет к упованьям; Их алые круги тебе Напмнят о твоей судьбе, Как бред, как жар, как боль стыда, С тобой сроднятся навсегда. Вот - мысли, что ты не схоронишь; Виденья, что ты не прогонишь Из духа своего вовек, Что не спадут, как воды рек
Вздох Бога, дальний ветер - тих; Туманы на холмах седых, Как тень - как тень, - храня свой мрак, Являют символ или знак, Висят на ветках не случайно... О, тайна тайн! О, Смерти тайна!
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой, Над старинными томами я склонялся в полусне, Грезам странным отдавался, вдруг неясный звук раздался, Будто кто-то постучался - постучался в дверь ко мне. "Это верно", прошептал я, "гость в полночной тишине, Гость стучится в дверь ко мне".
Ясно помню... Ожиданья... Поздней осени рыданья... И в камине очертанья тускло тлеющих углей... О, как жаждал я рассвета! Как я тщетно ждал ответа На страданье, без привета, на вопрос о ней, о ней, О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, О светиле прежних дней.
И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет, Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне. Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя: "Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне, Поздний гость приюта просит в полуночной тишине, - Гость стучится в дверь ко мне".
Подавив свои сомненья, победивши опасенья, Я сказал: "Не осудите замедленья моего! Этой полночью ненастной я вздремнул, и стук неясный Слишком тих был, стук неясный, - и не слышал я его, Я не слышал" - тут раскрыл я дверь жилища моего; - Тьма, и больше ничего.
Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный, Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого; Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала, Лишь - "Ленора!" - прозвучало имя солнца моего, - Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, Эхо, больше ничего.
Вновь я в комнату вернулся - обернулся - содрогнулся, - Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того. "Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось, Там за ставнями забилось у окошка моего, Это ветер, усмирю я трепет сердца моего, - Ветер, больше ничего".
Я толкнул окно с решеткой, - тотчас важною походкой Из-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней, Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесиво, И, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своей, Он взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей, Он взлетел - и сел на ней.
От печали я очнулся и невольно усмехнулся, Видя важность этой птицы, жившей долгие года. "Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно", - Я промолвил, - "но скажи мне: в царстве тьмы, где Ночь всегда, Как ты звался, гордый Ворон, там, где Ночь царит всегда?" Молвил Ворон: "Никогда".
Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало, Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда. Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится, Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь когда - Сел над дверью - говорящий без запинки, без труда - Ворон с кличкой: "Никогда".
И, взирая так сурово, лишь одно твердил он слово, Точно всю он душу вылил в этом слове "Никогда", И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года, Завтра он меня покинет, как Надежды, навсегда". Ворон молвил: "Никогда".
Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной, "Верно, был он", я подумал, "у того, чья жизнь - Беда, У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченье Рек весной, чье отреченье от Надежды навсегда В песне вылилось - о счастье, что, погибнув навсегда, Вновь не вспыхнет никогда" -
Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая, Кресло я свое придвинул против Ворона тогда, И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежной Отдался душой мятежной: "Это - Ворон, Ворон, да. Но о чем твердит зловещий этим черным "Никогда", Страшным криком "Никогда".
Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный, Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда, И с печалью запоздалой, головой своей усталой, Я прильнул к подушке алой, и подумал я тогда: Я один, на бархат алый та, кого любил всегда, Не прильнет уж никогда.
Но, постой, вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, То с кадильницей небесной Серафим пришел сюда? В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье! Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда, Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!" Каркнул Ворон: "Никогда".
И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты, иль дух ужасный, Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, - Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый, В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда! О, скажи, найду ль забвенье, я молю, скажи, когда?" Каркнул Ворон: "Никогда".
"Ты пророк", вскричал я, "вещий! Птица ты иль дух, зловещий, Этим Небом, что над нами - Богом, скрытым навсегда - Заклинаю, умоляя, мне сказать, - в пределах Рая Мне откроется ль святая, что средь ангелов всегда, Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?" Каркнул Ворон: "Никогда".
И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая! Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда, Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной, Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда! Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!" Каркнул Ворон: "Никогда".
И сидит, сидит зловещий, Ворон черный, Ворон вещий, С бюста бледного Паллады не умчится никуда, Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный, Свет струится, тень ложится, на полу дрожит всегда, И душа моя из тени. что волнуется всегда, Не восстанет - никогда!
"Never trust a computer that you can't throw out a window." - Steve Wozniak
Иллюстрации из трактата Шюблера рассказывают об общих правилах построения перспектив архитектурных элементов и интерьеров, в том числе построению теней от точечного источника и от небосвода.
Шюблер (Schübler) родился в Нюрнберге в семье учителя языков и дочери оружейника. С 1698 он обучался искусству рисунка, и в то же самое время он изучил искусство гравюры у Георга Кристофа Айммарта (1638-1705). После обучения он путешествовал по Европе (по Германии, Англии), и приблизительно в 1710 он посещал Данию. После этого он возвратился к родной город, а затем продолжил свои путешествия уже по Нидерландам. В 1717 он построил крупный порт Salzbach. Несмотря на то, что ему предлагали престижную работу во многих уголках Европы, Шюблер решил остаться в Нюрнберге, и именно там он написал и издал свои трактаты, в том числе и об архитектуре фортификационных сооружений.
Для нахождения векторов надо каждое значение подставить в уравнение матрицы вместо лямбды, решить их методом Гаусса, дальше выстроить фундаментальные решения и найти таки вектор....
"Never trust a computer that you can't throw out a window." - Steve Wozniak
...и это значит, что НАКОНЕЦ-ТО можно до 12 числа спокойно спать по выходным, не беспокоясь о том, что надо вставать в 7 утра и к 10-ти быть на другом конце Москвы)
"Never trust a computer that you can't throw out a window." - Steve Wozniak
Настькин Сашка защитил кандидатскую =) Теперь он кандидат технических наук и зам. начальника отдела в газпроме =) Молодец, очень за них рада ^_^ Очень в тему, учитывая, что они маленького ждут в декабре =)
Может тоже стоит конным спортом заняться и в конюшни повадиться? о_О
"Never trust a computer that you can't throw out a window." - Steve Wozniak
Согласно летописи, в то время как князь Святослав Игоревич вёл кампанию против Первого Болгарского царства, печенеги вторглись в Киевскую Русь и осадили её столицу — Киев. Осаждённые страдали от жажды и голода. Люди иной стороны Днепра во главе с воеводой Претичем собрались на левом берегу Днепра.
Доведённая до крайности, мать Святослава Княгиня Ольга (которая находилась в городе со всеми сыновьями Святослава) решила передать Претичу, что сдаст город наутро, если Претич не снимет осаду, и начала искать способы связаться с ним. Наконец, молодой киевлянин, свободно говоривший по-печенежски, вызвался выбраться из города и добраться до Претича. Притворяясь печенегом, разыскивающим свою лошадь, он пробежал через их лагерь. Когда он бросился в Днепр и поплыл к другому берегу, печенеги поняли его обман и начали стрелять по нему из луков, но не попали.
Когда юноша добрался до Претича и сообщил ему об отчаянном положении киевлян, воевода решил внезапно переправиться через реку и вывезти семью Святослава, а если нет, погубит нас Святослав. Рано утром Претич и его дружина сели на свои корабли и высадились на правом берегу Днепра, трубя в трубы. Думая, что армия Святослава вернулась, печенеги сняли осаду. Ольга с внуками вышли из города к реке.
Лидер печенегов вернулся, чтобы провести переговоры с Претичем, и спросил его, он ли Святослав. Претич подтвердил, что он лишь воевода, и его отряд — это авангард приближающейся армии Святослава. В знак мирных намерений правитель печенегов пожал руку Претичу и поменял своего собственного коня, меч и стрелы на броню Претича.
Между тем печенеги продолжали осаду, так что нельзя было коня напоить на Лыбеди. Киевляне послали Святославу гонца с известием о том, что его семью едва не пленили печенеги, и опасность Киеву по-прежнему сохраняется. Святослав быстро вернулся домой в Киев и прогнал печенегов в поле. Годом позже Ольга умерла и Святослав сделал своей резиденцией Переяславец на Дунае (ныне в составе Румынии).
Этот исторический факт мог бы и дальше быть мне неизвестен, если бы однажды на глаза не попалась картина Андрея Иванова "Подвиг молодого киевлянина" (1810), создававшаяся в период подъема патриотического движения в российском обществе. Кому как, а по мне образ храброго гонца из Киева времен Древнерусского Государства ну никак не вяжется с образом упитанного римского юноши, слегка прикрывающего наготу алой материей Хотя Иванов и провел аналогию с похожей историей, которая случилась в древнем Риме, когда молодой римлянин так же спас город от нашествия галлов.